Миновав рубеж 70-летия, он остается в российском гандболе персонажем активным и почитаемым. У Давида Данелия репутация топ-судьи и важная роль за столом у бровки.
А еще он замечательный рассказчик. Правда, до сей поры умудрялся утаивать от широкой публики факты своей биографии, вызвавшие изумление у интервьюера БЦ.
— Начну с вопроса, на который вам, полагаю, довелось отвечать сотни раз...
— Не родственник ли я кинорежиссеру Георгию Данелия?
— Разумеется.
— Мы только однофамилицы. Но я был с ним знаком. Мы пересекались в Тбилиси, во времена его работы над "Мимино". А вот в Москве затем общались только по телефону. Звонил Георгию Николаевичу по просьбе моего друга, грузинского актера Нугзара Шария.
Тот снимался во многих фильмах, мы подружились на съемочных площадках в мою бытность актером. Нугзар сбежал из Советского Союза — был с творческой делегацией во Франции и остался там. Много лет работал на "Радио Свобода". У нас его заочно осудили и приговорили чуть ли не к расстрелу за антисоветскую пропаганду.
А когда времена и власть изменились, Нугзар написал сценарий двухсерийного фильма о древней Грузии. Он приезжал в Москву и обратился ко мне за помощью в продвижении сценария. Вот я и звонил великому однофамильцу. Жаль, тот не смог помочь, хотя и пытался.
— Так вы играли в кино?! А можно об этом подробнее?
— Я снялся в двадцати фильмах на киностудии "Грузия-фильм". С детства до двадцати лет танцевал в ансамбле тбилисского Дворца пионеров. Во время одного из наших выступлений на меня обратил внимание кто-то из съемочной группы исторической драмы "Мамлюк".
Там подбирали исполнителя на одну из главных ролей — Хвичи "Махмуда" в детстве. Устроили пробы для пяти сотен ребят. И я прошел тот отбор.
На съемках работал рядом с грузинскими знаменитостями. Взрослого Хвичу "Махмуда" сыграл Отар Коберидзе. В фильме были заняты Верико Анджапаридзе, Бухути Закариадзе, Гурам Сагарадзе. Страшно сказать, но это был 1957 год, и мне тогда было девять лет...
Фильм "Мамлюк"
— Дато, а ведь в детстве я не раз смотрел этот фильм! "Мамлюка" часто крутили в кинотеатрах, потом показывали по телевидению. Вы должны были стать в Грузии звездным мальчиком.
— О, до сих пор с содроганием вспоминаю, насколько тяжело мне тогда пришлось. Честно. Одно время даже избегал выходить на улицу. Вокруг собиралась толпа, каждый хотел дотронуться до Хвичи. Люди перебегали для этого улицу под носом у машин.
— Ваша актерская карьера продлилась потом долго?
— До 27 лет. Это были очень интересные годы и незабываемые встречи. Помните Серго Закариадзе, который сыграл пронзительную роль в фильме "Отец солдата"? С ним мы снимались в фильме "День последний, день первый" в 1959 году. Только не путайте с фильмом киностудии Довженко "День первый, день последний".
А Эроси Манджгаладзе! Он был не только великолепным актером, но и блистательно комментировал футбол. Это по его стопам пошел Котэ Махарадзе. На съемках меня многому научили: скакать на лошади, плавать, фехтовать, бороться. Эти умения и увлечения сохранились на всю жизнь.
— Почему же не пошли дальше по киношной стезе?
— Как-то раз студия "Узбекфильм" пригласила меня на пробы для фильма о басмачах. В Ташкенте собралась недурная компания. Пробоваться на другие роли из Москвы прилетели тогда еще молодые и малоизвестные Александр Абдулов и Николай Караченцов. Кстати, с тех пор теплые отношения у меня были и с ними.
Только никто из нас троих ташкентские пробы не прошел. Узбекские товарищи все расписали заранее. Мы понадобились там "для блезиру", видимости честного отбора. Так порой бывает и в нашем гандболе при вызове игроков на сборы национальных команд.
Не скажу, что сильно расстроился. К тому времени уже окончил исторический факультет тбилисского университета и полностью погрузился в гандбол. Был играющим тренером "Локомотива", параллельно судил. Времени на кино совсем не оставалось. Это же длительный и нудный процесс. К примеру, съемки "Мамлюка" длились целый год.
— Мы знакомы целую вечность. Но скажу честно: о подобных творческих страницах вашей биографии до этого разговора не подозревал. Вы их никогда не афишировали. Так что, думаю, в нашем гандбольном социуме удивятся многие. А расспрашивать вас я собирался на темы сугубо гандбольные. Как вы на них вырулили?
— В 1961 году. Случайно попал на матчи чемпионата СССР — его тур проходил в Тбилиси. Это был первый такой турнир в формате "семь на семь". Его победителем в итоге стал наш грузинский "Буревестник".
Влюбился в игру с первого взгляда. Тем более один из лидеров той команды и сборной Союза Имедо Пхакадзе был моим соседом по даче. Он-то и привел меня к тренеру Джуне Абжелаве, который работал в университете. Мне было всего тринадцать лет, но Джуна взял меня в свою группу. Здесь мне повезло вдвойне. Тренер имел и всесоюзную судейскую категорию. Он постепенно стал преподавать мне науку арбитража.
Пробиться в основу звездного "Буревестника" было тогда сложно. Осознал это, когда там потренировался. Поэтому ушел в "Локомотив". Там тоже была хорошая команда. Мы выигрывали чемпионат Грузии. Правда, "Буревестник" в нем не участвовал.
Я левша, но играл на левом краю. Ха, тогда ведь было именно так: левши — левые угловые, правши — правые. Только через какое-то время всем стало понятно, что это неудобно, я перешел на правый край, а затем стал в розыгрыш.
— Судить начали рано?
— Всерьез — с двадцати лет. Абжелава долго натаскивал меня на тренировках. А потом я подружился с Гурамом Дзагания. Вот его могу назвать своим главным наставником в судейском ремесле.
У Гурама был поначалу другой напарник. Арбитр хороший, но любил выпить. Короче, нестабильный и ненадежный товарищ, который Гурама частенько подводил. Вот он и предложил стать в пару мне. И мы отработали вместе девять лет.
В 79-м я получил республиканскую категорию, в январе 80-го — всесоюзную. А в 84-м вместе с Дзагания, краснодарцами Мишей Киселевым и Володей Кияшко стал международником.
— Правда, что в те времена экзамен на получение международной категории можно было сдать на русском языке?
— Совершенно верно. Было так: в один год тесты проводили на английском, французском и немецком, а в следующем — только на русском.
— Иностранные рефери им тоже пользовались?
— Многие сильные арбитры были тогда из стран социалистического лагеря. Все они изучали наш великий и могучий в школе. Но уровень знаний был порой невысок. Уж не знаю, как они умудрялись сдавать письменные тесты. Помню, в "русский" год получила корочки даже греческая пара! Скажу больше: одно время в ИГФ всерьез обсуждался вопрос о признании русского языка еще одним официальным. Но это почему-то сорвалось.
— Назовете число топ-турниров, проведенных вами со свистком?
— Точно побывал на семи чемпионатах мира различных уровней: юниорских, студенческих, среди военных. А самым престижным считаю назначение на женский чемпионат мира 1997 года. Его отработал в Германии с Мишей Киселевым, светлая ему память.
Отсудил 36 матчей на традиционном в советскую пору тбилисском турнире на призы газеты "Заря Востока". Работал на Играх доброй воли — в 86-м в Москве и в 94-м в Санкт-Петербурге.
— Мечтали об Олимпиаде?
— Да. Но не сложилось. В 96-м должны были отправиться с Борей Макаровым в Атланту. Но нам помешал председатель судейской комиссии американской конфедерации Кристель Альм.
Он поставил нам низкую оценку за полуфинал женского молодежного чемпионата мира Румыния — Норвегия. 30 баллов из 50. Румынки были значительно сильнее норвежек, выиграли мячей пять. А у Альма, кроме гражданства США, есть и шведское. Там вступило в действие скандинавское лобби. Да и конфликт Альма с президентом нашего гандбольного союза Александром Борисовичем Кожуховым ситуацию подогрел.
— По-моему, среди наших арбитров вы рекордсмен по количеству напарников, с которыми работали в разное время...
— Не исключаю, что так и есть. У меня всегда были замечательные партнеры. Кроме Киселева и Дзагания, это и представитель тогдашней звездной латвийской пары Янис Кюзюлис. Два года отработал с Тамазом Чхартишвили, четыре — с нашим лучшим арбитром двадцатого века Юрием Таранухиным, полтора — с Борисом Макаровым.
Был сезон, когда мне довелось ездить на игры в Европу с четырьмя разными напарниками. В те времена для арбитров из одной страны такие перестановки допускались. Помню, по разу отработал кубковые игры с ребятами из украинского Берегова — Василием Фегиром и Димой Стегурой.
— Почему такое происходило?
— Причины разные. Разлучиться с Дзагания попросил Кожухов. Гураму поручили подготовить к получению всесоюзной категории Борю Макарову. Такая практика наставничества тогда успешно применялась. На "международника" Бориса потом готовил наш великолепный судья Петя Чурилов.
А в пару к Чхартишвили меня привела целая история. В 80-м Тамаз работал на Олимпиаде с Римасом Скиндерисом.
Римас попросил западногерманского коллегу Эдгара Райхеля вывезти в ФРГ, под свою предстоявшую поездку туда, килограммовую банку икры и сто марок. Наши бдительные таможенники, видимо, по сигналу спецслужб из гостиницы "Спорт" (ребята обсуждали план в гостиничном номере) попытку вывоза пресекли.
В сумке у нашего немецкого друга обнаружили не одну, а две увесистые банки с "черным золотом". Вторую ему дал Янис Гринбергас, который о просьбе Скиндериса не знал. Немца потрясли в Шереметьево основательно, раздели до трусов. Случившееся впечатлило Райхеля так, что он сразу резко оборвал судейскую карьеру. А ему было на ту пору всего 47 лет. Кстати, Гринбергаса, занимавшего высокий пост в ИГФ, он не выдал.
Удивительно, но члена КПСС Скиндериса, который занимал высокую должность в строительном тресте в Литве, наказали не так уж строго. Всего на год закрыли возможность выезда за рубеж.
Вот тогда Тамаз Чхартишвили и предложил мне стать его напарником.
— Авторитет тренеров-корифеев, например, Игоря Турчина, на вас не давил?
— Расскажу историю. На туре в Ростове киевский "Спартак" играл с вильнюсской "Эгле". Не помню фамилии тогдашнего руководителя литовского клуба, но персонажем в советском гандболе он был влиятельным. Как правило, ездил руководителем делегации сборной Союза, которую параллельно со "Спартаком" тренировал Турчин.
Мы работали в паре с Важей Элгуджаури. К 17-й минуте первого тайма принципиальный Важа выписал два удаления за грубую игру Зинаиде Турчиной. И вот Зина еще раз нарушает правила и получает третий штраф — уже от меня. Я достаю красную карточку, а она выбивает ее у меня из рук со словами: "Ты что делаешь, судила?"
Пришлось показывать ей "крест", то есть дисквалификацию. По тогдашним правилам, это означало, что команда доигрывает все оставшееся время в пять полевых игроков.
В перерыве Турчин бушевал, но не оскорблял. Грозил перекрыть мне кислород и убрать из гандбола. Самое интересное, что к тому времени "Спартак" выигрывал всего три мяча. Литовки могли бы обыграть грозных соперниц, но не стали этого делать.
— Как так? Почему?
— Там была своя кухня. Думаю, не выигрывать приказал тот самый руководитель "Эгле". Игорь Евдокимович имел большой вес и рычаги в разных турнирных раскладах — в высшей лиге хватало украинских команд. Захотел бы — и литовки остались бы без медалей. Такие были времена.
— Вас с Элгуджаури Турчин не казнил?
— Казнить не казнил, но два года не разговаривал. А в 84-м на туре в Черкассах подошел сам: "Дато, что было, то было. Хочу с тобой помириться. Приглашаю тебя и всех ребят-судей на посиделки. Стол — с меня". И после этих слов вручил мне коробку с двенадцатью полицейскими свистками итальянской фирмы "Балила". Попросил раздать всем арбитрам, работавшим на туре.
— Поделился дефицитом, как тогда выражались?
— По тем временам это был царский подарок. Хороших свистков было не достать. В 82-м году на "Заре Востока" один немец подарил мне канадский хоккейно-гандбольный "Фокс-форте", так я с ним пробегал до окончания судейской карьеры в 2000 году. Не знал свисток износа — без пробки, не залипал.
— Все арбитры тогда к столу собрались?
— Конечно. Во-первых, сам Турчин пригласил. Во-вторых, суточные составляли тогда 2 рубля 60 копеек, в ресторан каждый день не походишь.
На том застолье Игорь произнес тост в мою честь и подарил свою книгу с дарственной надписью. После тура он пригласил меня и еще троих ребят в спартаковский автобус и подбросил до Киева. А там привел домой, где мы попали под опеку Зинаиды. У нее золотые руки, дом всегда вылизан, а готовит — пальчики оближешь. С той поры и до смерти Игоря Евдокимовича мы крепко дружили.
Еще одна забавная история связана с Леомарком Невядомским.
— Это не про его часы? Давайте я расскажу. Однажды на туре в Красноярске он рассердился на девчат, сорвал часы с руки прямо на скамейке и растоптал. На тихую реплику помощника: "Леомарк, они же дорогие" — был дан тихий ответ: "Да ладно, они еще одни подарят".
— Моя история — тоже про часы. Но другая. Часы у Невядомского были приметные: фирменные и большие. Однажды в Ростове он в знак протеста против судейского решения с грохотом швырнул их на пол. На осколки они не разлетелись, но все подумали: хана дорогому хронометру. А потом выяснилось, что он уже и не работал. Так креативно Леомарк давил на судей.
Или вот еще про него. Как-то раз мой напарник Гурам перед последним игровым днем тура уехал на защиту кандидатской. И игру с участием ужгородского "Спартака", который тогда тренировал Невядомский, со мной взялся отработать Геннадий Очеретин. Геннадий Алексеевич был тогда вообще-то главным судьей и со свистком не бегал.
Ужгородский клуб претендовал на попадание в шестерку, и победа была ему необходима крайне. Шестое место — это звания мастеров спорта, квартиры ведущим игрокам, премии всей команде.
Игра шла мяч в мяч. Во втором тайме спартаковка убежала в отрыв, выпрыгнула с шести метров, и вдруг раздался свисток Очеретина: мол, перед отрывом атакующие ввели мяч в игру не с места нарушения.
Невядомский встал на колени, сложил руки на груди и пополз к Очеретину — от скамейки в центр площадки с причитаниями: "Гена, что я тебе плохого сделал в этой жизни? Зачем ты меня губишь?" И в таком же положении задним ходом вернулся обратно.
После игры Очеретин, давясь от смеха, подытожил: "Не надо было мне брать свисток. Давно не судил, дал маху. В нашем деле нужна постоянная практика". Ту игру "Спартак", кстати, выиграл. Но в шестерку все равно не попал...
— Чемпионаты СССР играли по туровой системе. Когда вместе в одной гостинице неделю жили шесть, а то и двенадцать команд, смешного и курьезного хватало. О проделках игроков рассказано многое. Но, подозреваю, и судьи не без греха...
— Много воды утекло с тех пор. Пожалуй, что-то можно и рассказать. Одного из моих напарников, Важу Элгуджаури, дважды лишали всесоюзной категории. Он был отличным арбитром и очень добрым человеком. Но любил погусарить. На турах вечно влезал в долги: шампанское — этому столу, коньяк — тому.
Как-то раз он не дал уснуть уважаемому человеку — Льву Михалычу Рабиновичу из Могилева. Примерно в полночь Важа постучал в номер к главному судье тура: "Я вас очень уважаю и потому хочу распить с вами бутылочку "Хванчкары".
На свою беду, Рабинович его впустил. Сели за стол, и Важа произнес первый тост: "За товарища Сталина!" Он был военным и бывшего вождя обожал. За столом он продержал Льва Михалыча до утра. После тура тот накатал на него "телегу" в Спорткомитет СССР. Так всесоюзную категорию с Важи сняли первый раз. Потом вернули. Но вскоре случился и раз второй.
На очередном туре Элгуджаури, будучи навеселе, вздумал приставать в гостинице к дежурной по этажу. Та вызвала милицию. Важа заперся в номере и дверь наряду не открыл. А на вопрос: "Ваша фамилия?" — ответил через дверь: "Рабинович". Милиционеры ответом удовлетворились. Акт о хулиганстве с приставанием к женщине пришел в итоге в Могилев, по месту работы Льва Михалыча, которому к тому времени перевалило за 70 лет. Так Важа попал в опалу повторно.
Он был большим оригиналом. Однажды предъявил к командировочному отчету документы на семидневный переезд поездом из Тбилиси на Украину. Бухгалтеры долго ломали голову, каким маршрутом он добирался до нужной точки.
— Назовите три лучших, на ваш взгляд, советских судейских дуэта?
— Тамаз Чхартишвили — Римас Скиндерис, Андрис Витолс — Янис Кюзюлис и Юрий Таранухин — Григорий Гутерман, работавшие на двух Олимпиадах.
— Вы современник всей нашей гандбольной истории в формате "семь на семь". Помните времена, когда на площадке работал только один арбитр?
— Так было в 60-е годы. Но у главного рефери были два помощника с флажками. Они фиксировали взятие ворот и нарушения на шести метрах. Ассистенты располагались на специальных тумбах, сантиметров в 40 высотой. Бывало, мяч попадал в этих бедолаг, и они летели со своих подставок на площадку. Такие сцены неизменно вызывали восторг у болельщиков.
А судья в поле обладал полномочиями диктатора. Году в 67-м в Тбилиси на матче мужской высшей лиги преимущество одной из команд составляло после первого тайма с десяток мячей. В перерыве бакинский арбитр Чингиз Мамедов обратился к своим ассистентам: "Вах, так много зрителей, и такая неинтересная игра. Надо что-то делать". И стал беззастенчиво выравнивать игру. Финальный свисток зафиксировал победу команды, безнадежно проигравшей первый тайм. Гурам тогда пристыдил Чингиза: "Что же ты наделал? Доравнялся?" — "Извините, ребята, переборщил..."
— Сейчас судить сложнее? То и дело слышим, что гандбол стал очень быстрым, что арбитры не успевают за событиями игры.
— Тяжелее молодым. Опытные судят часто, им легче. Если арбитр работает над собой, просматривает и анализирует матчи, следит за изменениями в методике, то больших сложностей не возникает.
Судейские ошибки были и будут всегда и во всех спортивных играх. Главное, чтобы они не превышали критической массы. Смотрел недавно финал женской Лиги чемпионов. Там была катастрофа! Как так можно судить? Ошибки польских рефери, несомненно, повлияли на результат. Одинаковые нарушения трактовались по-разному и в пользу "Дьера". Это самое страшное в действиях арбитров. Такая их работа губит гандбол. Когда был жив Кожухов, он всегда предупреждал: три грубые ошибки — отстранение от судейства.
Во время игры арбитр должен полностью на ней сосредоточиться, выбросить из головы все потустороннее и не обращать внимания на воздействие извне. Как-то раз заметил, что в перерыве молодой судья подошел к столику, взял мобильник и стал звонить. На мой упрек он ответил: мне надо срочно решить деловой вопрос. Скажите, может он нормально работать, когда его голова занята другими проблемами? Конечно, нет.
— Какие ошибки относите к категории грубых?
— Гол, засчитанный после пробежки. Пропущенная защита в площади ворот. Незамеченное нарушение, тянущее на семиметровый. Незафиксированный явный фол "в игрока". Оставленная без наказания грубая игра.
— Вспомните свою самую грубую ошибку?
— Такую, чтобы решила исход матча? Пожалуй, нет. А вот один случай в память засел. Это была игра ЗИИ — ЦСКА, в Запорожье при переполненных трибунах. Олимпийский чемпион Серега Кушнирюк, с которым я был в дружбе, вдруг подбежал и со словами: "Дато, у меня руки намокли от пота", — стал вытирать их о мою рубашку. Я остановил игру и попросил тренера ЗИИ Семена Полонского дать игроку полотенце.
До сих пор корю себя, что не показал Бене "крест". Пожалел друга. Не его даже, а команду. Игра была важной, за очки в призах. Но в нашем деле надо руководствоваться известным принципом: дружба дружбой, а служба службой. Эту заповедь я тогда нарушил.
— Тяжело дался переход от судейства к работе инспектором?
— Легко. Работать за столиком проще как физически, так и психологически. Если досконально знаешь регламент и правила, проблем, за редким исключением, не возникает.
— Вы вмешиваетесь в работу арбитров?
— Инспектор может делать это лишь в исключительных случаях, когда из-за ошибки рефери может последовать протест на результат. Только тогда останавливаю игру, подзываю судей и указываю на допущенный ляп. В последний раз такое было два года назад, в матче первой лиги. Молодые девушки-арбитры не разобрались, сколько секунд осталось до финальной сирены.
— Разбор полетов после игры проводите?
— Непременно. Записываю все судейские ошибки по ходу матча, и мы их предметно разбираем. Разборы с молодыми судьями длятся дольше. Это объяснимо. А людям в предпенсионном судейском возрасте указывать на ошибки иной раз бессмысленно. Они сами с усами, доказать что-то бывает нелегко. Но все равно пытаюсь.
— Вас надолго отлучали от гандбола. В чем причина?
— В 99-м нам с Мишей Киселевым исполнилось по 50. Обычно судьям европейской и международной категорий "срок службы" продлевали. 11 из 12 команд российской Суперлиги высказались в нашу пользу. Но одна была против, что и решило вопрос отрицательно.
— Какая команда?
— Предшественник "Чеховских Медведей" — ЦСКА-"СпортАкадем".
— Подковерные игры?
— Как водится. На одной из игр у меня случилась перепалка с Владимиром Максимовым. Он крикнул что-то резкое в мой адрес. Я остановил игру и сказал: "Володя (мы с ним дружили до этого 30 лет), когда идет игра, я сужу, а ты руководишь командой. Занимайся своей работой, а мы займемся своей. Вы с Гладченко для меня сейчас одинаковые..."
Максимов тогда проиграл, вот и решил убрать нас из судейского корпуса. Меня — совсем, Киселева оставил в качестве инспектора. Вне большого гандбола я провел восемь лет. Вернуться помогли Виктор Поладенко и Андрей Лавров.
Конечно, очень переживал, но изменить себе не мог. Хотя сейчас зла на Максимова не держу. Он тогда стоял у руля нашего гандбола — решил, значит, решил. Прошлого не вернешь.
Времени я зря не терял. Учил ремеслу молодых московских судей, тренировал, как и в судейский период, детей во Дворце пионеров.
— Долго там работаете?
— Уже 32 года.
— Кто из учеников добрался до вершин?
— Сейчас в сборной играет Глеб Калараш. Работал с ним около трех лет. Жалею, что не смог устроить в хороший клуб талантливого левого полусреднего Сашу Кандыбина. Так он и завязал с гандболом.
Работа с детьми мне всегда нравилась. Знаете, до слез приятно, когда твои повзрослевшие и возмужавшие воспитанники приходят в родной зал со словами благодарности. У нас во дворце такое можно увидеть часто.
