Он сделал в нашей игре хорошую карьеру. В ней были и олимпийское золото Сеула, и два Кубка чемпионов в составе ЦСКА и испанской "Теки" из Сантандера.
Серебро чемпионата мира 1990 года Юрий Нестеров к достижениям самокритично не относит — как и всякий уважающий себя игрок той "команды 21-го века". Так шумно окрестили журналисты великолепную сборную СССР конца 80-х.
Команда и впрямь была удивительной. И объяснимо по-разному сложились затем судьбы ее сплошь звездных игроков. Линейный Нестеров биографию закольцевал — вернулся к родным пенатам, в СШОР Кировского района Санкт-Петербурга. В ней он когда-то постигал азы игры. А теперь он там директор, а еще и президент питерской городской федерации гандбола.
Конечно, разговор с Юрием Игоревичем получился большим. Вы прочитаете его в двух частях.
— В одном из интервью вы сказали, что в былые времена тренировки не были такими интересными, как сейчас.
— Ну, это смотря где. В сборной СССР у Спартака Мироновича были очень интересно. Нам даже рекомендовали по-шпионски записывать занятия и потом всю эту информацию привозить в клуб. И я действительно потом вез эти заметки своим тренерам в "Неву".
— Сборной тогда руководили два наставника с абсолютно разными характерами и темпераментами — Анатолий Евтушенко и Спартак Миронович.
— До сбоя на финале чемпионата мира 1990 года их тандем был очень крепким, и никаких противоречий вроде как не возникало.
Это только тогда, в Праге, начались споры: Миронович хотел так, Евтушенко считал иначе. Перед финальной игрой против шведов нам почему-то устроили утреннюю тренировку. Кто из тренеров тогда за нее выступал и в итоге победил, уже и не помню.
Мы тогда с утра еле раскрыли глаза, и на пользу та тренировка нам точно не пошла. Но мы это сейчас заявляем. А тогда кто же мог возразить?
Впрочем, начали матч неплохо. Повели в пять голов, а потом взяли и проиграли.
Может, шапкозакидательское настроение подвело. Проигрывать мы разучились — до этого "привозили" по десять-пятнадцать мячей даже очень сильным сборным. И все это сослужило нам плохую службу. Мы не умели догонять соперника. Если тот вырывался вперед, начиналась паника. И как с ней бороться, не знали. Во встрече со шведами именно это и случилось.
— Евтушенко окрестил ту команду чемпионов Сеула-88 "командой 21-го века".
— Евтушенко надо верить. Человек он, конечно, великий, профессор. Папа, как мы его называли. Та команда действительно была очень хорошей. Тогда ведь в сборную отбирали лучших игроков из разных союзных республик, и попасть в нее было очень сложно — за право быть представленными спорили целые регионы.
— Однако вам удалось это сделать, будучи игроком ленинградской "Невы" — далеко не самого мощного клуба в советской высшей лиге.
— Да, мы всегда держались в серединке, а то и внизу. Мне помогли выступления за молодежную сборную — с ней тогда работал уже сменивший Мироновича Владимир Максимов. На "молодежку" всегда посматривали наставники первой сборной. Они выделяли тех, кто выдерживал психологическую нагрузку.
Нестерова, знаю, характеризовали так: парень проявил себя достойно. Ну и в "Неве", наверное, тоже неплохо себя зарекомендовал. Этого оказалось достаточно, чтобы удостоится вызова в главную команду страны.
Хотя после молодежного чемпионата мира 1987 года, когда мы проиграли единственный матч — в полуфинале югославам с разницей в мяч — и это лишило нас золота, мы ходили, понурив головы. Было стыдно. Как и после того взрослого чемпионата в 1990-м. Ведь сборные СССР всегда боролись только за первое место.
В "Неве" со мной плотно работал Валерий Максимович Сидоренко. Он очень хотел, чтобы кто-то из нашего клуба был в сборной страны. Ради этого оставлял после тренировок и дополнительно гонял так, что сил, честно говоря, уже не оставалось.
Тогда тренер глядел на меня понимающим взглядом и говорил: "Главное — работай, а результат у нас будет". И действительно: уже после первого турнира в составе "националки" я понял, что Миронович и Евтушенко на меня рассчитывали.
— Вы ведь вытеснили из олимпийского состава сборной будущего семикратного победителя Лиги чемпионов Андрея Щепкина.
— Получается так. Хотя поначалу казалось, что шансов никаких. Андрей был старше. Он больше играл, и Евтушенко к нему неплохо относился. Но в итоге тренеры выбрали меня.
— Это потому, что вы вгрызались в свой шанс зубами?
— Да там все вгрызались, потому что хотели на Олимпиаду. Будь в составе той сеульской команды Андрей, он тоже стал бы чемпионом. Наша сборная тогда представляла собой очень грозную силу. Команда работала как единый механизм. Атмосфера в ней была очень хорошей.
Казалось бы, мы со Славой Атавиным были моложе всех, но приняли нас как равных. Конечно, воспитательную работу ветераны вели, но все было с уважением. Когда тебе что-то говорит такой авторитет, как Вальдемар Новицкий, надо было открывать рот и слушать.
— Он был капитаном.
— И неформальным лидером тоже. Такой кремень, мужик, который посмотрит грозно, и гаркнет, если надо. Умел всех собрать. Такие люди нужны в любой команде.
Тренировали нас очень грамотно. Миронович знал, как идеально подводить команду к турниру.
Но, конечно, особенная тема — нагрузки от Спартака Петровича. Те, кто вызывался в сборную не из его минского СКА, испытывали поначалу настоящий шок. К его сборам надо было специально готовиться.
Я на тех вызовах вел календарь. И каждый день в нем зачеркивал черным крестиком — не мог дождаться, когда эти мучения закончатся. Если назначался кросс, то он был в любую погоду. Мне спортлагерь "Стайки" под Минском снится до сих пор.
Зато потом мы выходили на игру и летали. Для нас эти 60 минут были как отдых. И команда соперников уже не так интересовала. Потому что мы были настолько сильны, что все чужие схемы и уловки не имели никакого значения.
— Что было на тех сборах самым тяжелым?
— Вся "физика". У Спартака Петровича очень богатая фантазия. Те его упражнения нам точно не давали ни в спортивных школах, ни в командах мастеров. Это совсем другой уровень. Потому минский СКА столько лет выигрывал чемпионаты СССР. И это был не ЦСКА, который при желании мог набрать лучших игроков со всей страны. Белорусы в основном справлялись своими силами.
Блестящих мастеров там, конечно, хватало. Но Миронович славился умением сделать из любого добротного игрока — классного. Минчане приезжали на сборы и говорили: здесь не те нагрузки, вы попробовали бы с нами в СКА "предсезонку" пройти. Я вообще с ужасом представлял, как же они тренировались дома, если те нагрузки в сборной казались им обычными.
Упражнения Мироновича — это сплошная классика, такие не помешают и теперешнему поколению игроков. Для меня они и по сей день эталон.
Взять тот же баскетбол на наших занятиях. Казалось бы, после всех этих штанг, блинов и набивных мячей упражнение на расслабление, но куда там... В команде двое. Если играл хорошо, то, понятное дело, выигрывал и уходил с площадки раньше. А вот если проигрывал, то можно было на этой площадке и ноги протянуть, потому что каждый следующий поединок отнимал все больше сил. Причем можно было использовать все силовые приемы, кроме запрещенных. Поэтому постоянно приходилось быть в тонусе, получалась нагрузка на все мышцы.
А все эти кувырки! Поймал набивной мяч — отдал, кувырок, только вскочил, мяч летит обратно, отдал, снова упал, кувырок.... Уставали, мяч прилетал уже в лицо. Миронович рядом: "Эй, давай, не лови ворон!" Снова крутился, как акробат, а когда у тебя еще и рост за два метра...
В итоге у нас получилась очень координированная команда. Она могла менять игровой ритм, крутить комбинации и запутывать соперника передвижениями.
Сейчас многие клубы и сборные уповают на индивидуальную игру лидеров. Взял мяч, вышел на позицию и швырнул. Зачем мучиться со "скрестами", если можно зарядить с десятка метров — и ага?
У нас тоже хватало ярких и индивидуальностей. Один Саша Тучкин чего стоил. Но и его тормозили, если перебирал с бросками. Была хорошо поставлена командная игра, где каждый знал, что надо делать.
— Расскажите про это подробнее.
— У нас была очень хорошая защита. Новицкий обычно играл с чужим линейным, а все остальные выходили на девять метров и не давали соперникам бросать. Конечно, если те были не очень высокими и шустрее нас, то он у них был шанс нас растащить. Например, это сделали корейцы в спарринге незадолго до Олимпиады в Сеуле.
Если честно, мы тогда были шокированы. Но Миронович оставался совершенно невозмутимым. Сказал: пусть они нас растаскивают сколько угодно, потому что на Олимпиаде мы с ними сыграем совсем иначе. Поставим высокую защиту — и все.
Вот представьте; Атавин, Саша Рыманов, я. А сзади в воротах Андрей Лавров и Игорь Чумак. И попробуй, забрось через нас с одиннадцати метров. Это было бы сложно даже для теперешних супербомбардиров.
В Сеуле мы знали, что нельзя давать бросать югославам. Вот для них мы и готовили защиту с выходом на девять метров и с Новицким сзади против линейного. По сути, такую схему мы только против них и применили. С остальными обошлись традиционным вариантом 5-1 с Андреем Тюменцевым впереди.
Я, защищаясь в центре, часто давал сопернику бросить, но только закрывал блоком дальний угол, оставляя для обстрела ближний. А там уже ждал мяч Лавров.
А как убирал линейного Новицкий! Физически он был очень силен, настоящий шкаф. Соперника из-за него и видно не было. Я ведь сам против него играл за клуб — Вальдемар только легонько прихватывал или прижимал рукой, но чувство такое, что вырвать из его объятий тебя может только кто-то другой, у самого не получится.
Или другая красота: Тюменцев перекрывал полусреднего, и для соперников это становилось полной неожиданностью, потому что все привыкли к плотной опеке разыгрывающих и уже знали, каким могло быть противоядие.
А здесь Андрей, который носился по площадке не хуже корейцев, по сути, отрезал сразу половину игрового пространства. Атаки сразу захлебывались. Мы видели в глазах соперника растерянность, и силы удваивались. Мы и без этого бежали будь здоров, а тогда было вообще не остановить. Это ноу-хау мы долго не раскрывали, берегли до Олимпиады.
— А подобные новинки от соперников запомнились?
— Нет. В то время нас даже не волновало, что они придумают. Знали, что нужно делать нам. И что они забросят ровно столько, сколько мы им позволим. А мы накидаем, сколько захотим.
Конечно, делали просмотры чужих игр, но не было такого: ой, вот этого точно не удержим. Прекрасно знали, что делать, в любой момент матча. И если у кого-то был сбой, то на его место выходил другой парень и все поправлял. Мы были взаимозаменяемы.
— Перед олимпийским финалом против тех же корейцев волновались?
— Конечно. Но была уверенность, что все будет хорошо. Накануне Миронович даже отчитал своих минчан: мол, что вы ходите с улыбочками, уже решили, что все выиграли? Главный матч был еще впереди.
Впечатлило, что финал показывали в Союзе в прямой трансляции. Для всех нас это было дополнительным стрессом.
— Евтушенко наверняка жалел, что в финале вам достались не немцы. Ну как настраивать команду против мирных азиатов?
— На такие случаи у него имелась универсальная тирада: "Это – финал! Больше матчей у нас не будет, и надо показать все!"
А с немцами ему, конечно, проще было. Когда мы на Суперкубке проигрывали сборной ФРГ шесть мячей, то в перерыве он просто поднял нас из окопов в атаку.
"Как вам не стыдно, ваши отцы и деды…". Вот это он умел. Мы сидели обессилившие и думали не о том, как выиграть, а как просто спасти лицо. Но после подобных его реплик вернулись на площадку взбудораженными и как начали молотить тех несчастных немцев…
Тренеру важно быть психологом, верно?
— Безусловно. А вы ведь ленинградец. Это люди с особенной статью. Таких назначали ответственными за политинформации.
— В сборной ничего подобного тогда уже не было. Это в ЦСКА, когда я там служил, все обстояло серьезно. Готовились, газеты листали, делали нужные вырезки. А потом выступали с анализом зарубежных событий на полчаса. Команда сидела и слушала. В следующий раз обзор готовил кто-то другой. И не сачкануть.
— Наверное, было смешно.
— Никто даже не улыбался. Мне было точно невесело. Приходилось перерывать гору периодики, старался, чтобы новости были актуальными.
Признаюсь, что выступал в целом в духе политики партии. Тогда по воскресеньям выходила телепрограмма "Международная панорама". По сути, тоже большая политинформация, только уже в масштабах страны.
В той программе все ждали концовки. Там после рассказов, как СССР безостановочно и последовательно боролся за мир в окружении капитализма, загнивавшего в погоне за наживой, обычно шел вполне нейтральный сюжет.
Например, а как готовятся встречать Новый год во Франции? Конечно, там по-прежнему невесело, но все же… И здесь мы приникали к экранам, потому что там показывали прекрасные города, не по-нашему одетых людей, богатые магазины, праздничную иллюминацию.
Вот и я взял за правило в конце политинформаций излагать что-то подобное из рубрики "Их нравы". Иногда аудитория светлела лицами, ребята начинали улыбаться.
— Ну, вам красоты Парижа являлись и наяву, не только по телевизору…
— Мы в том капитализме видели только игровые площадки. Иногда по выходным дозволялось дружно и за руку прогуляться по тем красивым городам.
Когда подписал контракт в Испании, только тогда разглядел, что это совсем не та страна, которую видишь, если приезжать туда на неделю.
И надо понять, что на нас на Западе тоже смотрели круглыми глазами: ого, приехали эти могучие ребята, и нашим парням мало не покажется. Герб Советского Союза на майке я носил с гордостью.
Нам в принципе всего хватало. Спортсмены точно не чувствовали себя в чем-то ущемленными. Другое дело, что в разных регионах к гандболу относились по-разному.
— Как с этим было в Ленинграде?
— Не очень здорово. Но хорошо, что гандбол там хотя бы был. И у завода "Большевик" имелся игровой зал. Почему "Нева" всегда была в нижней половине таблицы? Потому что ориентировалась исключительно на ленинградских воспитанников. Первой ласточкой со стороны был Слава Атавин.
Хотя он перешел к нам только после Олимпиады в Сеуле. Тогда и отношение к команде, в которой играли сразу два олимпийских чемпиона, стало другим. Да и мы поняли, что могли решать совсем другие задачи.
А когда только пришел в "Неву", она еще не была вполне профессиональным клубом. Многие игроки были прикреплены к каким-то цехам, числились там на ставках, но вместо работы тренировались. Так продолжалось, пока завод не открыл спортивный клуб "Большевик". Туда всех и перевели на ставки.
По молодости об этом не особо задумывался. Только потом приходило понимание, что советская модель была задумана как-то неправильно, раз работягам на заводе приходилось стоять за нас смены на заводе.
Мне вообще-то повезло. Я как-то стремительно получил ставку в сборной Союза — кажется, 200 рублей. Не нее и жил.
— Сезоны-86-87 вы провели в ЦСКА...
— Да, призвали в армию. И я пошел туда с удовольствием. Коллектив был хороший. Да и с тренером Валерием Мельником общий язык нашли быстро. Хотя на постоянной основе себя в армейском клубе не видел, тянуло домой, в Ленинград.
Помню, Саша Майстренко служил в Минске, немало там выиграл, Но и перед ним стала такая же дилемма. Решили вместе, что надо вернуться и поднимать наш питерский гандбол.
— ЦСКА легко отпустил?
— Нет. Но если хочешь уехать, как удержать? Сидоренко был в той истории тоже задействован. В итоге остановились на том, что вопрос надо решить полюбовно, дабы не омрачать наше сотрудничество с армейским клубом, которое в любом случае получилось продуктивным.
Я ведь и чемпионат Союза там выиграл, и Кубок чемпионов тоже. Правда, надо признать, что в евротурнире, в отличие от чемпионата, не играл — был еще молодым...