Нашу героиню исключительно интересно слушать. Двукратная чемпионка мира, призер сеульской Олимпиады — одна из лучших крайних мира в 80-90-х сделала впечатляющую карьеру.
Добрую ее половину Наталья Цыганкова провела на Балканах, откуда, впрочем, вернулась на родину. Вашему вниманию первая часть разговора с легендой гандбола советской поры.
— Другая великая крайняя советских времен Марина Базанова, земля ей пухом, рассказывала, что ваше знакомство началось с жесткого противостояния еще в детской команде, переросшего потом в крепкую дружбу…
— Девичью сборную России собирали в тот раз на базе команды из Омска. Понятно, что сибирячки там были в большинстве и чувствовали себя, на мой взгляд, довольно вольготно. Особенно эта Базанова. Она была сильно похожа на меня: эмоциональная, амбициозная и эгоистичная. Да и в игре постоянно тянула одеяло на себя.
Подпихиваться мы начали еще на тренировке, а в бассейне между нами завязалась настоящая драка. Наставили одна другой фингалов на славу. А сдружились уже в "молодежке" Союза. Нельзя не уважать спортсменку, если та борется на площадке до конца. И в этом мы тоже были похожи.
Марина Базанова: "В такси я заплакала. Но мне сказали, что так бывает со всеми"
— Отличие же состояло в том, что Марина все-таки переехала в киевский "Спартак" к Турчину, а вы — нет.
— Уехать туда я могла дважды — Игорь Евдокимович звал. Первый раз это было на молодежном чемпионате мира 1981 года в Канаде, куда он повез команду.
Честно говоря, состав у нас тогда был не самый сильный. И когда мы, натужно победив датчанок, остались единственными в финальной пульке конкурентками югославок, те, кажется, чуть ли не плакали от счастья. Они, признаться, и вправду были сильнее, буквально стирали всех соперниц в пыль.
На решающий поединок в последний день мы ехали с ними в одном автобусе. Югославки вели себя раскованно, словно будущие чемпионки, даже демонстративно фотографировались.
И первая половина матча подтвердила их оптимизм — мы уверенно горели. Турчин в раздевалке рвал и метал. А я слушала и вспоминала сон, который видела накануне. Я сидела на горе и смотрела на море. Оно синее-синее, а я такая спокойная и счастливая… Неспроста же такое нам снится…
И знаете, во втором тайме все мы как-то резко забегали, я удачно перехватила пару мячей. Маринка Базанова несколько раз хорошо убежала. Лариса Зубарь стала "сушить" югославок в воротах. Жаль только, что сломалась еще одна моя подружка — Лена Немашкало…
Короче, игра перевернулась. Мы выиграли 25:23, а я забросила 14 мячей. Турчин был невероятно счастлив, хотя во втором тайме его удалили со скамейки за пререкания с судьями.
Тот матч в самом начале карьеры запомнила на всю жизнь. Тогда поняла, что никогда нельзя сдаваться заранее, каким бы сильным ни казался соперник. Мне тогда вдобавок к титулу вручили призы как лучшему игроку и лучшей линейной.
Вообще-то в клубе я играла на правом краю, хотя бросала неудобной для этой позиции правой рукой. В сборной же были нормальные левши, и потому меня поставили в линию. И, признаюсь, мне тогда было все равно, где играть.
По дороге домой Турчин стал обрабатывать: мол, тебе, Наташа, чтобы попасть в национальную сборную, надо обязательно переехать в киевский "Спартак", потому как из невинномысского "Азота" путь туда окажется значительно длиннее.
Признаюсь честно, что аргументов против того предложения не нашла. Вернулась в клуб и стала прятаться от Александра Павловича Панова. Но наш тренер сразу обо всем догадался и устроил беседу, где сказал, что девчонки из команды на меня надеются, а в сборную я попаду и без киевского транзита. Уговорил.
Турчину звонить не стала, потому что даже представить не могла, как сказать, что остаюсь в Невинномысске. Человеком он был очень жестким, и спорить с ним было бесполезно. Это Панову еще можно что-то доказать, а там — бесперспективно…
И вот из-за этого во взрослую сборную Турчин меня не вызвал. Вступился за меня гостренер Александр Кожухов. Он спросил напрямую: мол, как же так — трех игроков из золотой "молодежки" вы вызвали, а лучшего игрока мирового первенства среди них нет?
Турчину ничего не оставалось, как пригласить на сбор и меня. Когда приехала, он со мной даже не поздоровался. А потом игнорировал на тренировках. В отличие от Михаила Андреевича Луценко — вот он поддерживал, понимая, как мне трудно.
— А каково это — тренироваться, когда тренер тебя не замечает?
— Это просто ужасно. После каждой тренировки были слезы: хочу домой! А что вы хотели от девчонки 20 лет? Тем более кругом звезды. Хотя, конечно, молодые подружки меня поддерживали: та же Базанова, Наташа Анисимова, Таня Шалимова. Ну и, понятно, Юля Сафина из родного "Азота".
Две Оли — Зубарева и Дедусенко — были хорошими подругами. В защите они в меня чуть ли не зубами вгрызались, но благодаря неплохому обыгрышу я их все время накручивала. Это заметила Зина Турчина. Она, я так понимаю, считала Дедусенко слабым звеном, и увидела во мне хорошую ей замену. В итоге я прошла все сборы и поехала на чемпионат мира в Венгрию.
А там как гром среди ясного неба: уже в первой игрой Турчин поставил меня в стартовый состав — на левый край. И тогда мне снова очень помог Кожухов. Александр Борисович подсказал пару вариантов действий в защите, когда я, колотясь от волнения, помогала Сафиной.
На всю жизнь запомнила один его совет. Он объяснил, что мне только кажется, будто соперница меня обходит — для этого ей необходим лишний четвертый шаг. Поэтому надо на нее выходить, пугать и быстро возвращаться к своей оппонентке на край.
Потом Турчин поставил против немок защиту 5-1 — со мной впереди. Закалилась здорово, потому что кричал тренер на меня беспрестанно: и если моя подопечная проходила, и если Сафиной помочь не успевала. Сражаться приходилось просто зверски. Потом журналисты выбрали меня в символическую сборную мира.
Надо сказать, после того чемпионата Турчин меня признал. Стал здороваться и даже шутить. Второе приглашение в "Спартак" услышала перед Играми "Дружба-84", альтернативными Олимпиаде в Лос-Анджелесе.
Перед этим у меня был неудачный 1983 год. В феврале подхватила желтуху — прямо со сбора в Киеве отправили в больницу. После лечения нельзя было тренироваться. Так сезон и закончился.
Вернулась в зал только в октябре, когда уже начались туры в высшей лиге. Два отыграла, по сути, без подготовки. И довольно неплохо: забрасывала меньше прежнего, зато хорошо защищалась. Турчин это оценил и пообещал: если переедешь в Киев, то возьму на "Дружбу". Но я не переехала. И поэтому на тот турнир меня не взяли.
— Небось и квартиру сулили…
— Да, двухкомнатную, в хорошем месте. Но родители сказали: "Все-таки воспитал тебя Панов. И негоже его предавать, даже если получаешь выгодное предложение". Вот такие мои родители…
— Знаем. Папа — директор табачной фабрики.
— И заядлый болельщик. Если наши туры проходили в городах, где были предприятия "табачного" профиля, он оформлял туда командировки. Он и сам был человек спортивный, все игры освоил. Только вот курил, но лет за семь до смерти бросил.
— А как у вас было с этим увлечением?
— Не закурить в то время было невозможно, сигареты предлагал каждый второй. Вначале вроде как побаловалась, но вошло в привычку. Через семь лет бросила, на три года. Затем снова закурила. Но вот уже пятнадцать лет как не курю — пришлось наступить на горло этой песне…
— Играть вы начали в Краснодаре…
— У нас была отличная юниорская команда, в ней выступали воспитанницы Панова и Овсянникова. Однажды мы обыграли команду мастеров, которую тренировал Александр Тарасиков, — они тогда играли в первой лиге. И Панов предложил городу сделать еще одну команду. Но понимания в Краснодаре не нашел. Зато встретил его на Ставрополье, в Невинномысске.
Собирались туда целой бригадой, но Тарасиков уговорил Александра Ивановича Овсянникова пойти к нему вторым, и тот вернул нескольких своих девчонок в Краснодар. А в "Азоте" мы остались вчетвером.
Причем меня тоже звали обратно, но родители еще тогда сказали: всегда оставайся со своим тренером. Они понимали, какой талантливый наставник наш Александр Палыч. Он ставил "школу", на которой можно было отыграть всю карьеру. Будет ли из игрока толк, определял на глаз.
Потом он взял трех девчат из Ростова, пару — из Ставрополя, нескольких позвали из украинских Броваров. В том числе бывшую легкоатлетку, которая сначала села на лавочку, вообще не зная, что такое гандбол. Звали ее Юлия Сафина.
И мы пахали, как каторжные, поставив цель за два года попасть в высшую лигу. И это удалось. Сделали из говна пулю — так любил говорить наш тренер.
— Город команду лелеял?
— Я с девятого класса была трудоустроена на заводе. Электромонтер цеха связи с зарплатой в 90 рублей. Кто-то был мастером, у них набегала сотня с небольшим. Но больше 120 не было ни у кого. Когда попали в высшую лигу, появились спортивные ставки — 180 рублей в придачу в заводским. А в сборной выходило все 300.
Невинномысск — город маленький. Нас там носили на руках. Но по этой же причине было невозможно скрыться от чужого внимания. Однажды я прогуляла школу, и меня сразу же заложили. Александр Палыч сказал: если уж прогуливаешь, то хотя бы приходи на тренировку. Ну, я так и сделала, стала тренироваться и по утрам — со старшими.
Но экзамены в школе сдавала сама. Когда уезжала на сборы с "молодежкой", то всегда привозила подарки классному руководителю. Например, нейлоновую рубашку — в то время они были в моде.
Классный был нормальный дядька. Помогал мне вытянуть нужные билеты, обозначая их точками. Говорил: увидишь — твое счастье, не заметишь — пеняй на себя… В принципе я была способная, школьные предметы давались легко, но в последние два года на учебу не налегала, добирала на старых запасах и сообразительности.
— Да какая же учеба в старших классах? Уже и молодые люди на горизонте появляются.
— Вообще-то парни мне стали нравиться уже после десятого класса. Но и тогда Панов четко очерчивал цели — попасть в сборную и там закрепиться. А ухажеры подождут.
— Знаменитая советская школа…
— Ага. Поэтому порой приходилось прятаться. Вот история. Моя подруга-одногодка Ира познакомилась с парнем, и тот стал за ней ухаживать. Но, так как нам подобное не разрешалось, она сказала Панову, что на выходных мы уедем в Ростов: она — домой, а я через этот город — к бабушке, в Бердянск.
Замысел был такой: вернуться раньше, но никому об этом не говорить. Так и сделали. Надо сказать, что квартира этого парня находилась напротив политехнического института. Понятно, они проводили время вместе, ну а я рядом тусовалась.
И случилось невероятное стечение обстоятельств. Вышла я на балкон той квартиры вытряхнуть из тряпки пыль. И в это самое время из окна "политеха" поглядывал не кто-нибудь, а Панов. У него была там какая-то встреча.
Вечером меня посетила мысль: ну и чего я здесь торчу и чужой любви мешаю, пойку-ка я к девчонкам в общагу. Вот там меня и поджидал любимый тренер. "Привет. Ты откуда?" — "С автовокзала". — "Билетик покажешь?" — "Да я выбросила". — "А Игошина где?" — "Так еще в Ростове, это я раньше решила вернуться". Но уже понимаю: мы засыпались. И Панов выкладывает, что видел меня на том балконе и теперь нам надо сходить в ту квартиру и разобраться, что там делает моя подруга. И добавляет: "Иначе выгоню ее к чертовой матери".
— Надо спасать карьеру подруги.
— Вот и я так решила. Дверь нам открыл Саша — в одних трусах. Застыл на мгновение, а потом сориентировался: "Минуточку!" — и улетел в комнату. "Игошина, одевайся! Это Панов пришел!" А принцесса в ответ: "Да ладно рассказывать сказки". Но здесь и мы показываемся в дверном проеме…
— Драматургия!
— Ребята смотрят на меня круглыми глазами. А я и сказать-то не могу, что не предаю, а наоборот, спасаю.
— Чем дело закончилось?
— Свадьбой. Они уехали потом в Ростов. Дочь родилась.
— Выходит, и вашему будущему мужу тоже надо было представиться Панову?
— Именно так. Но вообще-то сейчас муж у меня третий. Очень классный. Наверное, за все предыдущие браки боженька послал мне награду.
Первый муж — Володя Лапицкий, призер московской Олимпиады, чемпион мира по фехтованию. Познакомились в 1987 году, когда получили травмы и лечились в первом столичном диспансере.
Очень умный, начитанный парень. У него была семья, но они плохо жили и уже расставались. Я тогда не замечала, что у него, наверное, уже была какая-то зависимость от спиртного. Мы были все время в разъездах, а при мне он и не пил. Вместе нам было хорошо, схожие интересы.
Во время московских Игр с Володей случилась громкая история. Фехтовальная амуниция тогда оставляла желать лучшего — и ему прокололи нагрудник, кончик рапиры прошел возле самого сердца. Но все обошлось. А уже при мне еще и серьезно травмировал ахилл.
Может, все это и поспособствовало тому, что он стал заглядывать в бутылку. Хотя, как я позже узнала, у фехтовальщиков в этом плане вообще крепки традиции.
Когда мы уехали в Черногорию, Володя почти год не пил. Но потом в страну подъехали соотечественники, и он не выдержал, сорвался. Помню, в одной игре мне разбили нос и травмировали руку. Пришла домой вся израненная. А он там уже никакой. Хотя завтра надо было уезжать в Ростов за товаром — тогда все какой-то коммерцией занимались. Вот я и сказала: поезжай и не возвращайся. Было понятно, что его уже ничего не исправит.
К сожалению, так и вышло. В Ростове он по пьянке разбил машину, дела покатились под откос. И в последние годы жизни, как потом рассказывали, он, по сути, уже бомжевал…
— Грустно… Но вернемся в Невинномысск. Как решались там вопросы быта и снабжения?
— Очень даже неплохо. Однокомнатную квартиру мне дали в 19 лет, а после победного чемпионата мира 1982 года выделили двухкомнатную.
Что касается продуктов, то раз в месяц ездили в закрытый распределитель. Икра черная и красная, консервы, колбасы — мы не бедствовали, это точно. В Киеве на сборах "националки" бывали и в тамошнем распределителе. Киевлянки, понятно, проходили первыми, но нам оставалось что купить.
— Каким представлялся вам Турчин по мере его узнавания?
— Когда он меня признал, наши отношения стали очень хорошими. Он продолжал все так же ругаться на играх и залетать в раздевалку в перерывах — тогда головы летели у многих. Но не помню, чтобы он когда-то повысил голос на меня…
Может, ему нравилось, что не любила проигрывать — ни в гандболе, ни в нардах, ни в картах. Играла всегда хорошо, у меня же и папа был преферансист. А на площадке всегда было горе тем, кто меня бил и не извинялся. Лучше было сказать: "Прости, Наташа, я нечаянно". Иначе стискивала зубы, упиралась рогом и играла еще лучше.
— Представляю, что происходило в матчах "Азота" и "Спартака".
— Было жестко. У киевлянок всегда выделялась Лариса Карлова. Приходилось играть 5-1 со смещением на нее. Трудное испытание. Лариса умела на площадке все. Хороша в защите, в атаку бежала первой, обыгрывала в обе стороны — это и теперь редкость, а тогда тем более. В одиночку ее было не сдержать, требовалась помощь.
Не скажу, что Карлова обладала броском страшной силы, как у Сафиной или Натальи Морсковой, но он у нее всегда был точным. И бросала она очень быстро, чтобы вратарь не успевал реагировать.
А у Юли и Наташи броски были, конечно, нереальной мощи. Если они выпрыгивали на девяти метрах от ворот и никто не выходил, шансов у голкипера не было. Рядом с ними у меня возникало ощущение, что можем обыграть практически всех. Ну, кроме киевского "Спартака", наверное.
Против киевлянок все в Союзе выставляли вторые составы — какой был смысл психологически ломать ведущих игроков? А наш "Азот" стал зарубаться с ними сразу, как только появился в высшей лиге. Турчин однажды даже отдал игру Баку — назло нам, потому что замахнулись на святое. Весь матч у "Спартака" выигрывали, уступили только на последних минутах.
В 1985 году стали третьими. Но команда была такая, что если Сафину и меня прихватывали, то повести за собой становилось некому. После победного чемпионата мира 1986 года в Голландии у меня полетело колено, а у Юли случилась беда с ахиллом. И без нас команда заняла лишь восьмое место.
— Сафина уникальна?
— Не то слово. Второй такой спортсменки в мире нет. Начинала лыжницей, выполнила норму мастера. Потом ее переманили в легкую атлетику, и там она стала "международницей", должна была ехать на Олимпиаду-1976. Но попала на Игры только через четыре года — уже гандболисткой. И стала заслуженным мастером спорта, прозанимавшись нашим видом всего пару лет. Фактура у нее была что надо: сама крепкая, кость широкая, мощь и невероятная выносливость.
Ее уникальность состояла и в том, что если в быту мы могли и поругаться, то в игре все обиды становились побоку. Она твердила: надо выиграть! Настоящий капитан. Если многие сегодня играли, а завтра нет, то Юля всегда была стабильна. Забрасывала за матч как минимум десять. Благодаря ей у меня тоже всегда была хорошая результативность — ведь ее обычно опекали вдвоем, и при хороших стяжках у меня регулярно возникали моменты.
Даже не знаю, с кем Сафину сравнить. Мастерица с большой буквы. Играть с ней было одно удовольствие.
Так же как и с Карловой. С Ларисой мы отыграли сезон в Черногории. Я в линии, она полусредней — что мы творили! Рвали всех…
Ее потом пригласили в Италию, и она уехала. Меня тоже звали, но я осталась и дождалась Панова с четверкой наших. Одной на чужбине всегда несладко, как бы хорошо ни играла, все равно ты там не своя.
— Вся ваша судьба переплетена с жизнью Панова.
— Да, мы прошли немало. Ведь я пришла к Александру Павловичу в первый его набор. Правда, при этом его обманула. Сделать так меня надоумила учительница физкультуры.
Она знала, что Панов набирал девочек 1963 года рождения, а у меня 62-й. Вот и научила, как правильно сказать. Хотела, чтобы меня заметили. Конечно, уже на первых соревнованиях все вскрылось. Тренер был в шоке. Но он уже успел меня оценить. Куда было деваться?
Знаете, у Турчина при множестве плюсов был единственный минус – он сам не был гандболистом и, скажем, в защите разбирался не особенно. Тренер сразу видит, кто из игроков виноват, а у Турчина часто доставалось на орехи не тому, кто того заслуживал.
А вот Панов понимал гандбол тонко. И сильно везло тем игрокам, с которыми он работал с детства. Он вложил в нас все понимание игры. А дальше мы только тренировались и поддерживали форму.
Наталья Цыганкова. Часть вторая. Невредная привычка здороваться в краснодарской маршрутке
