Белорусская школа гандбольного арбитража известна, прежде всего, благодаря тандему Сергей Репкин — Андрей Гуско. С 2007 года на протяжении десятка лет они неизменно обслуживали матчи топовых мировых турниров, чем во многом обусловили завидную репутацию специалистов этого дела из своей страны.
Однако исключительно за счёт предшественников заработать доброе имя невозможно. Последующее поколение судей должно было самолично заслужить признание со стороны ЕГФ.
И Дмитрий Назарук в паре с Денисом Тодорашко это сделали. В августе прошлого года им как раз была присвоена категория ЕГФ. Естественно, после успешного прохождения определенного перечня тестов — как физических, так и на знание правил, где Назарук и Тодорашко стали лучшими.
Перед обоими расстилались прекрасные виды на самые ответственные назначения в ближайшие годы, ведь прямо сейчас пар, которые имеют право судить матчи под эгидой ЕГФ, порядка сотни, а официальных игр (включая еврокубки, встречи сборных разных возрастов у мужчин и женщин) — огромное множество. Но ситуация в мире сложилась иначе.
— Все мы, судьи ЕГФ, так или иначе, но поддерживаем друг с другом контакт. Даже сейчас, когда нас отстранили от работы. Да, Белорусская федерация гандбола (БФГ) предпринимает какие-то шаги, направленные на то, чтобы наш гандбол был восстановлен в правах, однако пока приходится только ждать. Совершенно очевидно, что, даже если мы получим назначение, факт нашего белорусского гражданства будет приковывать лишнее внимание зрителей, официальных лиц с обеих сторон. Арбитры обязаны быть абсолютно незаметны, а тут акцент как раз смещался бы в другую сторону, далёкую от соперничества на площадке.
— В 2021 году вы судили на чемпионате Европы среди девушек. Что это за опыт: кого судить легче — парней или девчат, профессионалов или юношей?
— Своя специфика, естественно, есть. Игроки по психотипу бывают разными. Кто-то чрезмерно эмоционален, кто-то пытается расположить тебя и принять за друга, обсудив какие-то детали. Стараемся от этого себя ограждать.
А так, конечно, непросто со всеми. Расскажу историю, которая запомнилась мне ещё в первый год работы. Судили маленьких девочек, лет по 10-11. По ощущениям, отработали неплохо. Суть в другом. По окончании матча к нам подошла одна участница встречи и, смотря прямо в глаза, сказала: "А я думала, что вы честные судьи". Это запало в душу. Вообще с детьми работать тяжело технически, там много ошибок, плюс они правила знают хуже.
А вот профессиональные игроки умны, в этом своя сложность. Знают, где можно придержать и сфолить, чтобы судья не увидел. Они ведь перед матчем изучают не только соперников, но и судей, которые будут работать на конкретном матче. И это нормально, таков профессиональный гандбол.
— Любая федерация заинтересована иметь максимальное представительство в ЕГФ и судей с соответствующей категорией. Вам как-то помогали её заполучить?
— Хочу выразить благодарность главному судье Коту Сергею Владимировичу, который работал с молодыми судьями — в тот период, когда пришли обучаться мы с моим первым напарником Кириллом Корсиком. Ему была небезразлична наша судьба.
А если говорить конкретно о получении категории, то помощь сводилась в становлении тебя как судьи. Помогали с точки зрения оформления и переговоров с ЕГФ. Кот в Беларуси — единственный делегат международной категории, на выездах постоянно лоббировал нашу пару.
Поверьте, знаю, как обстоит дело во многих странах. У нас это была целенаправленная работа в отличие от других.
— Реально ли вырасти в высококлассного судью, работая исключительно в Беларуси?
— Когда мы приехали на первый семинар ЕГФ перед чемпионатом Европы среди девушек, представлялись. И любопытно, что делегат ЕГФ Иржи Конечны, не зная, кто мы, как ведем себя на площадке и как решали тест, только на основании нашего гражданства, сказал: мол, вот эти ребята, то есть мы с Денисом, будут судить на высоком уровне.
А всё потому, что у судей из нашей страны традиционно высокий уровень. Так что у нас в Беларуси в любом случае найдутся и будут расти квалифицированные судьи. Хотя это и сложно: однажды достигнешь определённого потолка — и потом тяжело развиваться.
— Есть ли матчи, работой на которых особенно гордитесь?
— Таких игр на самом деле много. Все их в голове не держу. После финального свистка, даже если чувствуешь, что проделал безошибочную работу, проигравшая сторона всегда будет считать, что ты сделал что-то неправильно.
Поэтому после матчей стараемся жать руки и много не разговаривать. Тренеры и игроки, которые не всегда знают все нюансы правил, могут считать, что мы отработали неважно. Но у нас ведь есть делегат, который не пропустит ошибки, если их действительно допустили.
Мне помнится игра в Бресте. Первый или второй год нашего судейства. Хозяева, тогда еще называвшиеся БГК, встречались с "Машекой". Была проходная игра, Брест должен был легко победить. Но руководство приняло решение выставить второй состав из-за плотного графика…
И вот команды сыграли вничью, что для хозяев было сродни проигрышу, после чего все пересматривали матч под микроскопом. Дескать, что мы сделали такого, что БГК не выиграл.
Я сам раза три пересмотрел игру и глобальных огрехов не нашёл. Где должны были свистнуть, там и свистнули. А встреча была очень сложная эмоционально. Иногда бывает трудно, потому что много технических ошибок — пробежки, двойные ведения, что чаще встречается у детей. Однако есть матчи, где каждый свисток сложный из-за нерва игры.
— С критикой со стороны проигравших сторон доводилось сталкиваться?
— Очень часто. Но везде должен быть разумный предел — без переходов на личности. Мы всё понимаем, иногда можем выслушать и стерпеть гадости в свой адрес. Такова судейская участь, её неотъемлемая часть. Мы прощаем, но почему-то все думают, что если мы ничего не говорим в ответ — значит, признаём свою неправоту. Это не так.
Кстати, на чемпионате Европы половина семинара была посвящена психотипу тренеров: с кем можно разговаривать, а с кем — нельзя. Некоторые с первых минут игры уже могут быть чем-то недовольны — тогда со старта надо держать дистанцию. На крайний случай — есть карточки. Хотя к удалениям крайне редко прибегаем.
— 13 февраля вы с Денисом Тодорашко должны были отработать на матче четвертьфинала женского Кубка ЕГФ во Львове… Но игру в итоге отменили, больше назначений вы не получали.
— Мы не знали, что делать, связывались с ЕГФ. Нам предписали ехать, потому что официальные причины для отмены игры отсутствовали. На границе с Украиной нас встретили не на первом шлагбауме, а намного раньше. Мы с Денисом очень долго стояли. Боялись, что не успеем проехать границу. В очереди находились порядка двух десятков машин, а за восемь часов проехала только половина.
— Объясняли пограничникам, кто вы и зачем вам надо в другую страну?
— Естественно, мы подходили и рассказывали ситуацию. Более того, предполагали, что она может возникнуть, поэтому заранее попросили львовский клуб отправить письмо на границу. Оно было отправлено, и к нему апеллировали. Несмотря на это, всё было крайне жестко. Задержались до часа-двух ночи, а утром — уже игра.
Представьте: уже не шла речь о том, чтобы отдохнуть и выспаться, только бы успеть на игру! На раз пятый достучались до пограничников. Мол, мы же судим вашу команду, войдите в наше положение. Потом ещё два часа разговаривали с сотрудником, нас снимали на камеру, приносили все, какие только возможно, документы и удостоверения.
Ответа могло быть два — плюс и минус. Причём последний был более вероятен, о чём нас предупредили сразу. Но в итоге нам разрешили ехать. Было очень тяжело.
— За рулём вы хотя бы менялись?
— Дело в том, что Денис банально забыл права. Хотя мне, с другой стороны, проще, когда я сам за рулем. В любом случае спать в машине нельзя никому.
Кстати, по ходу дела возникла ещё одна история. Мы долго искали, где нам можно остановиться и отдохнуть. Не хотели нарушать правила и останавливаться на обочине. В итоге сделали перерыв на пятнадцать минут. Никого на дороге нет — и тут, глядь, милиция с мигалками! Нас спрашивают, куда едем и чего мы нарушаем, если стоим на остановке для общественного транспорта. Оказалось, легковым автомобилям там стоять нельзя. Правда, в конечном счёте они вошли в наше положение.
— Если бы матч всё же состоялся, успевали бы его провести?
— Да. Приехали под утро. Даже успели заселиться в гостиницу и пару часов поспать. Затем встретились с делегатом из Болгарии, и уже тогда было понятно, что с проведением игры есть проблемы: гостевая команда, она была с Фарер, прилетела в Варшаву, но не могла ехать дальше, исходя из рекомендаций своего правительства.
Мы решали, что делать. У нас открыта была виза, был вариант ехать на игру в Польшу, который предложили гости. Но от него отказалась уже украинская сторона, она настаивала на игре во вторник, тогда как фарерская — на понедельнике. Украинцы поясняли, что им требуется время на переезд и отдых, ведь они всё-таки играют дома. В итоге стороны не сошлись по условиям, матч не состоялся. Ну а мы с Денисом вернулись домой…
— Есть ли тот, кто в паре главный? Чьё решение становится определяющим, если в одном эпизоде мнения расходятся? И не становится ли это поводом для конфликтов?
— Конечно, бывает, когда два арбитра по-разному смотрят на эпизод. Вот главная причина, почему нельзя поставить в одну пару двух судей, которые раньше никогда друг с другом не работали, пусть они и большие профессионалы. Должно быть взаимопонимание, потому что есть риск двойных свистков. Главного же судьи на площадке нет. Или, вернее, есть два главных, у каждого из которых своя область.
А так — очень редко, но случалось пробовать себя в паре с незнакомым коллегой. И вроде бы чувствуешь, что должен свистнуть ты, а он уже вторгается в твою зону ответственности. Потому что в его паре обязанности распределены по-другому, и это нормально. Ведь гандбол с точки зрения судейства — очень сложный вид спорта. Кто-то приветствует контактную борьбу, кто-то — нет. Всё нарабатывается годами.
— Всё-таки у вас разный подход, если партнёр Денис Тодорашко более жёсткий?
— Вначале мы были противоположностями. Разница была в первый год очевидна. Денис был чересчур жёстким, я — слишком мягким. Но начали друг к другу тянуться и отыскали золотую середину.
Крайне редко бывает, чтобы мы были не согласны с решением друг друга. Вместе просматриваем потом практически все игры, которые отработали, чтобы можно было расти в профессиональном плане. Можем десять раз прокрутить эпизод. Нет такого, чтобы кто-то был прав — и точка. Изредка поговорим на повышенных тонах после игры, однако всегда приходим к консенсусу.
— Вы оба еще достаточно молоды, чтобы не задумываться об уходе из судейства. Насколько знаю, до самой вершины в вашем ремесле — категории ИГФ — ещё банально надо дожить, её можно получить только с 33 лет. Есть мечта?
— Почему бы и нет? На самом деле в изучение деталей досконально не вдавался. Потому что как раз по первому пункту мы пока и не проходим. Кандидатам на получение категории ИГФ должно быть от 32 лет. Мне в сентябре исполнится 31.
А что касается требований, они во многом схожи с теми, что нам предъявлялись для категории ЕГФ. Это сдача письменного экзамена на знание правил и физический тест. Правда, нужны чуточку более высокие показатели. Когда мы получали ЕГФ, то письменную часть и я, и Денис сдали на 100 процентов. Пробежали же отведённый отрезок тоже лучше всех.
Однако это не всё! Судьи, которые являются кандидатами на ИГФ, получают браслет. Благодаря ему — отслеживается их активность. Конечно, следят за здоровьем. У кого есть проблемы, лишний вес, подбирается специальная программа по питанию.
— Получаете ли удовольствие от проделанной работы?
— Да! Поначалу было очень сложно, не понимал, буду ли активно работать в судействе. Все хотят победить. Но редко кто делает скидку, что ты молодой судья. И всё же со временем увереннее чувствуешь себя на площадке. Есть только мяч и игроки внутри прямоугольника. Причём иногда очень сложные.
А вообще, говорят, что судейство оценивается по первым десяти минутам и по последним. Это правда. Как ты начал игру, так к тебе и будут относиться.
Фото: пресс-служба БГК "Мешков Брест"; личный архив Дмитрия Назарука
